Глава 12
Первая ночь в клинике
Впечатление о моем появлении старосты «палаты лордов» Виктора (1965 г.р., недоучившийся водитель-таксист, здесь, не без моего влияния, стал книги читать; до того – ни-ни!). Так вот. Его, стало быть, впечатление: «Мы, дежурные, обычно прибывающих вяжем и ложим. А тут идет такой интеллигентный дядечка, вовсе трезвый…» (Знал бы он!)
Сдав на склад одежду, деньги, документы, значок лауреата премии комсомола БАМа, оставшись в носках красного цвета (в одном – десятка, в другом – трояк) и в таких же личных трусах, я получил стоптанные тапки, застиранные, в пятнах кальсоны, примерно такую же нательную полотняную рубаху и верхнюю часть байковой пижамы размером с полупальто. Сигареты были припрятаны в трусах, а спички отобрали. Виктор, которого я из-за его белого халата принял тогда за санитара, обещал давать прикурить, если я попрошу. И в дальнейшем сдержал свое обещание. Дав мне докурить в коридоре, Виктор отконвоировал меня к моей койке в 1-ю поднадзорную.
Свет горел в поднадзорной палате № 1, что прямо напротив сортира. Огромное тело, привязанное к койке стропой за руки и за ноги, горланило: «Врагу не сдается наш гордый «Варяг», пощады никто не желает!» Это оно пело. А потом оно заорало: «Отвяжите, фашисты, гестаповцы! Коммунист все равно никогда не сдается! Бляди ебливые! Хуй вам по всей морде, а не список подпольщиков! Коммунисты, вперед!»
Я сел на свою койку. На соседней койке одноглазый старичок, стоя на четвереньках, что-то поедал руками из миски, жуликовато оглядываясь.
– Приятного аппетита. Владимир,– представился я.
– Никулин Генрих Павлович, – представился старичок.
Я лег на спину поверх одеяла; и потолок палаты и часть стены предстали моему взору. Два профиля, две тени предстали моему взору на части стены – так лампочка светила – и то были беседующие между собой профили поэта Светлова, одного из доброжелателей моих, коего несколько лет тому назад я хоронил, и гроссмейстера Карпова, который, как я знал из газет, был в тот день в Маниле, играл финальный матч на первенство мира с Корчным.
И я понял, что доставлен сюда недаром. И это меня угомонило. И я стал проваливаться в сон. Женская рука, благоухая хозяйственным мылом, сунула мне в рот таблетку. И я уснул.
События от 21 апреля. В прачечную и обратно
Я ношу в прачечную белье! Грязное – туда, чистое – обратно. Погода, как здесь говорят, «заебись». Мешок я, естественно, взял самый тяжелый – какая-никакая, а тренировка. Нас было пятеро: Витек, двое незнакомых, я сам и Дудко из Шевченко (о нем ниже в подробностях, он стоит того). Конвоировала нас сестра-хозяйка Лидия Алексеевна, Ляксевна. Прачечная как прачечная, как на воле. Приемщица даже благоухала с понтом духами. Неожиданно ее помощница на чей-то вскрик: «Где?!» – взорвалась на шесть форте: «В пизде! Что, не знаешь, где такая комната?!!!!!»
Обратно свежее белье катили на тележке. За хорошее исполнение командирских обязанностей по проведению тележки от прачечной до отделения был я Ляксевной удостоен разрешения принять душ. И принял, блин, ибо вспотел слегка под мешком. Хотя с утра я и
так весь целиком уже вымылся под краном и надел все чистое, казенное, но с вечера мною выстиранное под краном же.
Пока я принимал душ и мыл естественным образом все части бренного моего тела (о специфических способах омовения некоторых частей тела в местных условиях см. ниже главы «Как я мыл жопу» и «Как я мыл хуй»), так вот, пока я купался, чуть повлажневшая от трудового пота холстинная рубаха моя на оконной решетке душевой наполнилась ветерком и просохла. Я же после себя ополоснул ванну, протер тряпкой пол, стирнул тряпку, вымыл руки… У меня даже осталась возможность в чистой просохшей рубашенции покурить у оконной решетки на ветерке.
В коридоре встретилась лечащий врач Валентина Михайловна. Строга, озабочена – никак не может найти доцента Х (Икс). Очень, очень подозрительно… Евсейка? Спазман? Пустые вёдра?